— Полно, посиди! удерживаетъ тощій. Для чего въ лавку идти? Услышатъ приказчики, что отъ тебя водкой пахнетъ и сейчасъ осудятъ. И себѣ не хорошо и ихъ въ соблазнъ введешь. Садись! А мы лучше вторую сулеечку выпьемъ. Красное вино — вино церковное. Его сколько хочешь пей — грѣха нѣтъ!
— Ахъ ты дьяволъ, искуситель! восклицаетъ толстый и, покачнувшися, плюхается на стулъ.
Часы показываютъ пять. Тощій купецъ сбирается уходить; толстый, въ свою очередь, удерживаетъ его.
— Нельзя, отвѣчаетъ тощій. Въ Екатерингофъ на лѣсной дворъ ѣхать надо. У меня и конь у подъѣзда. Нужно къ завтрему триста штукъ тесу, да шестьдесятъ двухъ-дюймовыхъ досокъ.
— Успѣешь! Досидимъ до всенощнаго бдѣнія. Отсюда я прямо ко всенощной, потому сказано: «иже и въ шестой часъ»…
— Нельзя. Гуляй, дѣвушка, гуляй, а дѣла не забывай! Молодецъ! Сколько съ насъ?
— Вѣрно! Коли такъ, возьми и меня съ собой! Покрайности я хоть провѣтрюсь маленько.
— Аминь! Ѣдемъ!
— Черезъ часъ купцы ѣдутъ по Фонтанкѣ по направленію къ Екатерингофу.
На воздухѣ ихъ уже значительно развезло.
— Мишка! Дуй бѣлку въ хвостъ и въ гриву! кричитъ кучеру тощій купецъ.
— Боже, очисти мя грѣшнаго! вздыхаетъ толстый.
— Что? Аль опять нутро подводитъ?
— Щемитъ!
— Мишка! Держи на лѣво около винной аптеки!
Семь часовъ. Стемнѣло. Купцы выходятъ изъ погребка, покачиваясь.
— Не токмо что ко всенощной, а теперь и къ запору лавки опоздалъ, говоритъ толстый купецъ, садясь въ сани. А все ты съ своимъ соблазномъ…
— Мишка! Къ Евдокиму Ильичу на лѣсной дворъ! командуетъ тощій купецъ.
— Да ужь теперь заперто, Никаноръ Семенычъ!
— Коли такъ, жарь къ воксалу!
Черезъ десять минутъ купцы входятъ въ воксалъ.
— Ахъ ты Господи! вздыхаетъ толстый купецъ. И не думалъ и не гадалъ, что на эдакое торжище попаду! Тутъ и тридцатью поклонами не отмолишь. Ну, Никаноръ Семенычъ, ты тамъ какъ хочешь, а въ зало, гдѣ это самое, пѣніе происходитъ, я ни за что не пойду.
— Намъ и въ отдѣльной комнатѣ споютъ.
— Боже мой! Боже мой!
Часа черезъ два купцы. Какъ мухи наѣвшіяся мухомору, бродятъ по буфетной комнатѣ.
— Принимаешь на себя весь мой грѣхъ? спрашиваетъ толстый у тощаго.
— Все до капельки принимаю.
— Врешь?!
— Съ мѣста не сойти!
— Коли такъ, значитъ другъ!
Купцы цѣлуются. Мимо ихъ проходятъ двѣ дѣвушки,
— Охота это кавалеру съ кавалеромъ цѣловаться! говоритъ одна изъ нихъ и лукаво улыбается,
Толстый купецъ скашиваетъ глаза.
— Какую ты имѣешь праву кавалерами насъ обзывать? огрызается онъ.
— Ну, господа купцы, если такъ…
— То-то. Почетъ, братъ, намъ съ тобой, Никаноша! восклицаетъ онъ.
— Хоть-бы холодненькимъ угостили за почетъ-то….
— Вчера-бы пришла. Нешто по эдакимъ днямъ пьютъ шипучку? Тутъ дни покаянія, а она на-поди!
— Вѣрно на ярмаркѣ прогорѣли, такъ оттого и каетесь?
— Что? восклицаетъ толстый купецъ и вытаскиваетъ изъ кармана бумажникъ. А это видѣла чѣмъ набитъ? Ну, теперь садись и требуй три бутылки бѣлоголовки!
— Въ отдѣльную комнату, пожалуйте, ваше степенство. Тамъ будетъ много сподручнѣе! предлагаетъ лакей.
— Веди! Да захвати съ собой и вазу съ апельсинами, для барышень!
— Загуляла ты ежова голова! вскрикиваетъ тощій купецъ и слѣдуетъ за товарищемъ.
Второй часъ ночи. Толстаго купца лакеи сводитъ съ лѣстницы. Тощій кой-какъ слѣдуетъ сзади. У подъѣзда стоитъ кучеръ.
— Ахъ грѣхи! Хоть-бы къ заутренѣ-то сподобиться поспѣть, коснѣйшимъ языкомъ бормочетъ толстый купецъ и лѣзетъ въ сани. Никаша, поспѣемъ? спрашиваетъ онъ товарища.
Въ отвѣтъ на это тотъ только икаетъ.
— Вези да оглядывайся! говоритъ кучеру лакей. Грузны очень. Долго-ли до грѣха!
— Не въ первой! Сначала хозяина отвезу, а потомъ и гостя домой предоставимъ, отвѣчаетъ кучеръ.
Черезъ часъ кучеръ, сидя рядомъ съ толстымъ купцомъ и придерживая его рукой, возитъ его по Ямской.
— Ваше степенство, не спите! Указывайте, гдѣ-же вы живете? спрашиваетъ онъ купца.
— Прямо!
Сани останавливаются у воротъ. На скамейкѣ дремлетъ дворникъ.
— Дворникъ! кричитъ кучеръ. Иди, посмотри, не вашъ-ли это купецъ?
Дворникъ подходитъ къ санямъ, заглядываетъ купцу въ лице и говоритъ:
— Не нашъ. У насъ много купцовъ живетъ, а это не нашъ.
— Да можетъ новый какой переѣхалъ?
— Нѣтъ, у насъ жильцы по долгу живутъ. Я всѣхъ знаю…
— Ахъ ты Господи! Вотъ наказаніе-то! Къ шестымъ воротамъ подвожу! восклицаетъ кучеръ. Ваше степенство, откликнись! Гдѣ живешь?
— Прямо!
— Вотъ только отъ него и слышишь!
— А ты толкнись въ Семихатовъ домъ, замѣчаетъ дворникъ. Вотъ большой-то, каменный. Тамъ купцовъ, что блохъ…
Наконецъ семихатовскій дворникъ признаетъ толстаго куща за своего жильца, беретъ его подъ руку и ведетъ въ квартиру. Двери отворяетъ жена купца. Изъ комнатъ въ прихожую выглядываютъ чада и домочадцы.
— Ну, говѣльщикъ, нечего сказать! всплескиваетъ она руками. Безстыдникъ, ты безстыдникъ!
— Смиреніе! Смиреніе! Не по нынѣшнимъ днямъ… грѣхъ!.. бормочетъ купецъ.
Дворникъ чешетъ затылокъ и говоритъ:
— На чаекъ-бы съ вашей милости, потому эдакую ношу и въ третій этажъ!..
1874